— Как минимум да. Возможно, есть и другие аналогичные системы. Но здесь не осталось никого. И потому мне понятно, что нужно делать.

— Правда? — спросил Жиллиман.

— Я удивлен, что ты сам этого не предложил, Робаут. Нужно сейчас же выпустить циклонные торпеды. Уничтожив Давин, мы откроем путь на Терру.

— Не может все быть так просто, — покачал головой Сангвиний.

— В системе Эписима все было именно так.

— Не надо делать вид, что ты считаешь ситуации одинаковыми.

— Нет, не одинаковыми. Сравнимыми.

— Из-за некросферы? Из-за того, что и там, и там были колоссальные демонические конструкции?

— Абстрагируясь от размеров, замечу, что природа структур совершенно разная, — ответил Жиллиман.

Но принцип один и тот же, — парировал Лев. — Мы уже дважды сталкивались с подобным. Объекты нельзя уничтожить напрямую. Нужно правильно выбрать цель и нанести удар.

— Я не согласен, — сказал Сангвиний. — Думаешь, нам нужно было просто уничтожить Пирран вместо атаки на мануфакторий?

— Теперь, пожалуй, да.

— Нет! — отрезал Сангвиний. — Нет.

Ангел оперся кулаками на столешницу и вперил взгляд в гололитическую проекцию Дельфоса, будто хотел, чтобы храм раскрыл примархам свои секреты.

— Если бы мы сделали это, то до сих пор были бы заперты по ту сторону врат или погибли бы под огнем защитных орудий.

— Кажется, ты полностью в этом уверен, — произнес Жиллиман. На этот раз он старался как можно меньше участвовать в разговоре и не предлагал никаких тактических решений. Судя по всему, примарх решил взять на себя роль скептика.

«Что же тебя так беспокоит, брат? — подумал Сангвиний. — Что-то глубоко засело в твоей душе».

— Я действительно уверен, — ответил Ангел. Тело все еще помнило удар, пронесший его сквозь переплетения судьбы и уничтоживший мануфакторий. Он рассек путы предназначения и тьмы. — То, что я там пережил...

Крылатый Примарх задумался о том, что из произошедшего можно рассказать, пусть даже братьям.

— Мы победили не просто грубой силой. Нам противостояли символы. И все наши успешные атаки тоже были символичны. Они были нашим единственным вариантом и били в самое сердце врага. Эта война выходит далеко за пределы рационального. Подумайте о том, почему мы вообще здесь оказались. Почему уничтожение Давина остановит Гибельный шторм? Потому что именно здесь начались падение Хоруса и вся эта война. Это логика символов, и мы должны следовать ей до конца. Нам нужно быть там, где пал Хорус.

— Я принимаю твой аргумент касательно Пиррана. Хотя от меня и ускользает суть произошедшего там, — Льву явно не нравилось, что этот секрет остается для него недоступным, — совершенно очевидно, что произошедшее было крайне важным. Однако на Пирране были враги. А это — заброшенная планета.

— Интересно, был ли Хорус так же уверен в себе, когда прибыл сюда?

— Я не Хорус! — Лев сверкнул глазами.

— Нет. — Сангвиний спокойно покачал головой. Его тон не изменился. — Ты не он. И не то, чем он стал. Но вспомни, брат. Вспомни, каким он был. Я помню. Помню, как считал, что наш отец принял мудрейшее из решений, когда назначил его магистром войны. Я помню, как Хорус сомневался, достоин ли он этого звания. Как мог этот брат нас предать? Вспомни, что никто из нас не смог предвидеть произошедшего, даже отец. И в придачу ко всему этому вспомни, что Хорус пал именно здесь. — Ангел помолчал. — А теперь, если ты все еще уверен, что внизу ничего нет, скажи это снова.

— Он прав, — подал голос Жиллиман. — Я бы тоже хотел знать, что произошло с Хорусом.

— Вы думаете, я этого не хочу? Предположим, Сангвиний прав. Что тогда? Нам нужно повторить ошибку Хоруса?

Жиллиман развернулся к Сангвинию и вопросительно поднял бровь.

— А что ты сам думаешь, Робаут? — Ангел наконец задал мучивший его вопрос. — Почему ты предпочитаешь молчать?

— Я хотел выслушать вас обоих. У нас много информации, но она не облегчает движение вперед. — Жиллиман махнул рукой в сторону окна. — Мы только что прошли сквозь очевидное доказательство важности Давина. Но некросфера ничего не говорит нам о том, как разобраться с загадкой этого мира.

Он побарабанил пальцами по столу:

— В целом я согласен со Львом. Врага здесь нет. Он прячется где-то в некросфере. Сангвиний, ты же сам его видел. И даже сражался с ним.

«Даже больше, чем ты думаешь», — подумал Ангел.

— Мы не сможем вступить в бой, пока враг сам не придет к нам, — сказал он вслух.

— Согласен. А уничтожение Давина может выманить его из укрытия. В любом случае, мне кажется, высадка будет тратой времени.

— Не будет, — продолжал настаивать на своем Сангвиний. — Нужно узнать, что там, внизу. Нужно высадиться.

Ангел смотрел в центр карты, думая о путешествии, которое им пришлось совершить, о чудовищных преградах, стоявших на пути, и о том, как они их преодолели. Эти победы казались ему одновременно невозможными и неизбежными. «Мы высаживаемся, — понял он. — Выбора нет. Такова судьба». И в тот же миг, когда в голове возникла эта мысль, Сангвиний засомневался. После Пиррана он перестал быть уверен в судьбе.

Ангел разрывался между надеждой и предопределенностью. Он не знал, что выбрать, и переводил взгляд со Льва на Жиллимана. Ни тот, ни другой не переживали того же, что пережил он. Никто из них не видел свою смерть. Никто не мог понять сущность судьбы. Они не до конца осознавали, почему оказались здесь, где все началось, но думали, что понимают это. Они могли оценить символизм возвращения в место, где началась война, но не чувствовали всем своим естеством цепи неизбежности и рока, которые тянули их сюда, к этому месту и времени.

Туда, где, возможно, протекает поток судьбы.

Нет. Они не смогут понять. Но кое-кто сможет.

— Я должен поговорить с Конрадом, — сказал Сангвиний.

— Думаешь, он сможет меня убедить? — удивленно фыркнул Лев.

— Нет, — ответил Ангел. — Но я все равно с ним поговорю.

— Я принял решение, — пожал плечами Лев.

Когда Сангвиний подошел к двери стратегиума, он закончил фразу:

— Я начну бомбардировку. Прямо сейчас.

— И совершишь ошибку, — ответил Сангвиний и вышел.

Он снова видел будущее. Пелена спала с глаз сразу же, как смолк пронизывающий до мозга костей звук. Вернулась определенность. Вселенная разворачивалась перед мысленным взором примарха. События всплывали в его сознании за несколько мгновений перед тем, как произойти. Но облегчения он не испытывал. Ничто не могло принести ему облегчения. Подобными вещами могли обманывать себя слабаки. Однако появилось некоторое чувство удовлетворения. Кёрз снова мог смотреть в жуткое, мертвенно-бледное лицо времени и улыбаться. Это еще долго оставалось его единственным занятием. Секунды сменяли друг друга, и ничего не менялось. Корабль летел вперед. Вошел в варп. Вышел обратно в материальную вселенную. Кёрз чувствовал изменения, но все они не имели значения. С таким же успехом его камера могла быть заключена в стазисное поле. Время от времени сменялись безымянные стражники у дверей. Лев не возвращался. Время утратило смысл. Кёрз не мог ничего делать и не мог принимать решения. Он будто попал в воды забвения.

Но затем все изменилось. Узник поднял голову, его растрескавшиеся губы растянулись, обнажая почерневшие пеньки зубов. Ночной Призрак начал улыбаться до того, как в коридоре раздались шаги. То, что произойдет, было куда интереснее, чем второй разговор со Львом. Намного интереснее.

Дверь камеры открылась, и появился Сангвиний. Он остановился напротив Кёрза и застыл.

«Не знаешь, с чего начать, братец? — подумал Кёрз. — Тогда я тебе помогу».

— Итак, — заговорил он, — ты пришел меня освободить.

— Правда?

— Сомневаешься в моих способностях к предвидению?

— Сомневаюсь в твоей честности.

— Ты и сам прекрасно знаешь, что я никогда не лгал тебе, Сангвиний. Правда — это самое страшное оружие.

Он пошевелил пальцами, онемевшими от неподвижности и кандалов. Кёрз хотел вернуть свои когти. Они были воплощением истины, такими же острыми и неумолимыми. Но зато истинная тьма всегда была с ним. Внутри него. В конце концов, именно она вырвется на свободу и начнет резать, кромсать и убивать, независимо от того, что он скажет.